Роман с аддеролом: об очередном «потерянном поколении»
Писательница Ольга Брейнигер — человек необычной судьбы и уникального опыта. Её предки — немцы Поволжья, депортированные в Казахстан ещё при царской власти, сама Ольга с семьёй эмигрировала в Германию, а оттуда уже в одиночку — в Америку: «Я буду отрицать одну эмиграцию другой, следующей, и превращу эту бесконечную потерю в метафору».
Её роман «В Советском Союзе не было аддерола» (М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017) — о трагической российской истории, глубоко и непоправимо исковеркавшей судьбу и сознание отдельно взятого человека. Об эмиграции, о потери идентичности, а главное — о том, как это на самом деле страшно — быть оторванной от корней, в России считаться немкой, а в Германии — русской, считать своим домом очередной гостиничный номер, не иметь Родины и вообще не знать, что это такое. Тема новая, в литературе ещё не открытая — и наверное, поэтому Брейнигер называют «голосом поколения» тридцатилетних, а разговоры о её романе продолжаются до сегодняшнего дня (книга вышла в конце лета).
Героиня, от лица которой идёт повествование, почти полностью повторяет жизненный путь самой писательницы: детство в немецкой общине в Казахстане, эмиграция в Германию, учёба в Оксфорде, влюблённость в чеченца и поездка к его семье. Она ни разу не представилась — очевидно, её тоже зовут Ольга.
Сюжет сводится к научному эксперименту в области нейролингвистического программирования (среднестатистический читатель всё равно не знает, что это такое), который ставят на героине. Она оказалась идеальным кандидатом, ведь её биография не оставляет места для чёткой самоидентификации: в глазах учёных поздняя переселенка — это почти tabula rasa, которой больше нечего терять. Обязательное условие исследования границ возможностей человека — приём препаратов, которые должны повысить интеллектуальные способности и притупить чувства. Зачем всё это нужно, так и останется неясным; ясно только, что это — натянутая метафора безжалостных экспериментов, которые Система ставит над живыми людьми. Пока героиню обвешивают проводами, тщательно осматривают и следят за её питанием и сном, она задумывается, что же они с ней сделали, и вспоминает всю свою жизнь. А чтобы не сойти с ума, начинает принимать аддерол (психостимулятор из группы амфетаминов, использующийся в некоторых странах для лечения синдрома дефицита внимания с гиперактивностью; в России запрещён — «ТД»). Так начинается автобиографический рассказ о череде утрат и разочарований.
Однако заявка на откровенность так и остаётся заявкой, крючком для аннотаций. Разговор о своей боли требует мужества, которого автору, похоже, недостаёт. Обнажаться — действительно страшно, да и сложно; куда проще отгородиться от читателя абстрактной метафорой эксперимента, нагромождением длинных терминов и быстрой сменой декораций — тему-то уже все поняли.
Героиня часто и с удовольствием демонстрирует эрудицию: рассказывая о своей анорексии, она почему-то сравнивает себя со святой Инессой с картины Хосе де Риберы. Вот так она размышляет бессонной ночью: «Сегодня самой собой мне был продемонстрирован случай исключительной выносливости и пример того, как в экстремальной ситуации, казалось бы, даже истощенный организм способен под воздействием адреналина задействовать скрытые ресурсы и показать результаты, значительно превосходящие мою стандартную производительность труда». Даже в рассказах о детстве Брейнингер не отступает от этой тяжеловесной стилистики. На мировосприятие маленькой девочки наслаиваются взгляды докторантки Гарварда, и она оценивает свои отношения с одноклассником с точки зрения теории феминизма третьей волны. Возможно, это проявление профессиональной деформации молодого учёного, который уже не в состоянии выйти из роли и говорить иначе, но в искренность такой речи верится с трудом. Как не верится и в реальность происходящего в романе.
Сознание собственной уникальности приводит героиню к бесконечному самолюбованию. «Голос поколения» всеми правдами и неправдами подчёркивает свою принадлежность к некой «элите»: наслаждается светской беседой, сидя на барной стойке, пересыпает речь неуместными англицизмами, кокетничает с читателем («Но раз уж я выдуманный герой и мне дана полная свобода слова, буду рассказывать все как есть»), в скобках панибратски кивает воображаемым именитым собеседникам («Да, Беркли, я имела в виду другое слово»), позирует для обложки Vogue, снимается в клипе Ланы дель Рей, учится у оксфордских профессоров — полных тёзок писателей: Чака Паланика, Вирджинии Вульф, Фёдора Михайлович Достоевского (последний вместо пометок на полях рукописей рисует топорики).
И, наконец, она воображает себя чуть ли не Иисусом Христом — или это просто галлюцинации героини как побочный эффект аддерола: «Я стояла на красной кромке стены, раскинув руки в стороны, и ветер продувал меня насквозь, выметая последние крошки страха и опасений за свое тело. <…> Влюбленные в меня как в идею, их всех объединяющую, все они жаждали обладать мной и стать мной, сделать свое тело моим телом. <…> А мне, разобщенной в них и одновременно ставшей всеми сразу и поглотившей их, было так прекрасно, боже, так хорошо, как будто я — воронка смерча, бесконечное поле, сладкий ветер, тысячи рук, разрывающих мое тело; у них на губах, во рту, все как одно, сливаясь бесконечно, заполняя души восторгом, насыщая навсегда единой кровью и хлебом и утоляя жажду до последней капли крови, оживляя иссохшие исстрадавшиеся сердца; тела; души; города; желтую степную траву, пересеченную припыленными дорогами, и растаявшие в ней надежды» (курсив автора статьи — «ТД»).
Это бесконечное «Я» полностью заполняет собой текст, и в нём просто не остаётся места для хоть чего-нибудь другого. Как девушка на обложке книги закрывает себе глаза, стоя посреди шумной городской улицы, так и героиня Брейнингер (чтобы не сказать — сама Брейнингер) полностью погружается в мир собственных эгоистичных фантазий, закрывшись от агрессивного окружающего мира со стёртыми границами пространства и времени. Отсюда — хаотичность композиции, нелогичность повествования, пренебрежение деталями, раздражающая недоговорённость.
Однако, видя все эти очевидные недостатки, критик Галина Юзефович считает роман неплохим дебютом и называет Ольгу Брейнингер не иначе как надеждой русской литературы: «…от самой интонации, от самого взгляда веет свежестью, а еще раскованностью, отсутствием комплексов и спокойной уверенностью в себе и своих силах — вещами в нашей литературе самыми что ни на есть дефицитными».
Едва ли современной литературе не хватает именно раскованности, к тому же за плечами у Брейнингер — Литературный институт имени Горького, премия «Дебют», магистратура в Оксфорде, авторская колонка в журнале «Лиterraтура», ряд публикаций рассказов и статей в ведущих литературных журналах. «В Советском Союзе не было аддерола» — дебют Ольги Брейнингер в относительно крупной форме, но не в художественной литературе вообще. Поэтому не стоит называть «Аддерол» дебютом — ведь это значит обесценить всю её предшествующую литературную деятельность. Нет, перед нами не молодой и неопытный автор, а вполне состоявшийся, и кроме того — искушенный филолог, и здесь можно делать выводы, а не давать авансы.
Уникальность опыта — тоже не повод для авансов: никакой опыт сам по себе не делает человека писателем. Как и новизна темы, и «бунтарская» интонация, и диплом Литинститута. Вне экзотических декораций Караганды, Чечни и Оксфорда остаётся только пошловатый мелодраматический дневник отличницы, подсевшей на психостимуляторы, потому что она очень, ну очень страдает, но так и не решается заговорить всерьёз.
Кому-то кажется, что в этой истории может быть и нечто большее. А может и не быть.
