Михаил Кульчицкий и Элен Берр: неземное скрещение судеб

...И за то,
чтоб, как в русские,
в небеса
французская девушка
смотрела б спокойно -
согласился б ни строчки
в жисть
не писать...

1940

Это строки из поэмы, написанной Михаилом Кульчицким за полгода до войны.

В нашем небе еще спокойно, но Михаил уже слышит сирену воздушной тревоги. Московский студент думает о Париже, улицы которого топчут нацисты. Вот откуда в стихах французская девушка.

Пройдет год-два, и студентка Сорбонны Элен Берр будет думать о русских парнях, которые вступили в бой с фашистами. Дневник Элен, переведенный недавно на русский [Натальей Мавлевич], сейчас на моем столе.

Элен обожала родную Францию и мечтала побывать в далеком СССР. Михаил не представлял себя вне России и мечтал увидеть Париж. Они собирались жить долго-долго. Хотя бы до ста лет.

В суете нам кажется: война была так давно. И только открывая дневники, стихи или письма погибших, мы вдруг понимаем: война никогда не бывает давно. Она всегда бывает сегодня.

<...>

Михаил родился в Харькове. Учился в школе N30. Поступил на филфак Харьковского университета, а затем перевелся на второй курс Литературного института в Москве. Институт был тогда вечерним. В первой половине дня Михаил работал учителем в школе подмосковного поселка Перловка, а потом ехал на занятия. Родственников в Москве не было, и ему пришлось сменить около десятка мест жительства. Тосковал о родном Харькове.

<...>

Из автобиографии, написанной Михаилом при поступлении в университет: "Родился 22 августа 1919 г. в Харькове. Отец - служащий, работает на заводе табельщиком. Мать служит контролером в театре им. Шевченко. В сентябре 1927 года поступил в 1 класс 1 школы. В 1935 г. перешел в 30 ПСШ, которую и окончил весной 1937 года. Беспартийный".

Из дневника Элен Берр

25 октября 1943. Париж

Мы сейчас живем в большой истории. Те, кто облечет теперешнюю жизнь в слова, смогут по праву гордиться собой. Но будут ли они знать, сколько человеческих страданий вмещает каждая строка этого описания? Сколько душевного трепета, сколько слез, крови, треволнений она таит?

27 октября 1943

...Я бы хотела спасти свою скрипку, красную папку, в которой хранятся письма Жана и листки, и несколько книг, с которыми я не смогла расстаться... Каждая из них чем-то особенно дорога мне. Вот "Братья Карамазовы". Сама мысль о нескольких строчках на титульном листе - дорога бесконечно... Вдруг вспомню - и вспыхнет теплый огонек в окружающем холоде.

Перевод с французского Натальи Мавлевич

Из писем Михаила Кульчицкого родным

22 июля 1941. Москва

Письма мне пишите на арбатский адрес, так как во время отпуска я захожу иногда туда, чтобы сменить белье и т. д. Этой ночью немцы опять не дали спать, несколько самолетов прорвались, но их отогнали, и в Москве опять все в порядке.

Ни о каком таком поэтическом творчестве не может быть пока речи, ибо мы зверски устаем от ночных нарядов. Но я теперь втянулся и уже не устаю, и настроение бодрое.

Пилотку надо носить набекрень, звездочка над носом, и мне это нравится, так как придает бравый вид. Ну, пока. Миша.

7 октября

Здравствуйте, милые! Сейчас студентов отозвали обратно в институт с тем, чтобы досрочно его закончить. Итак, я опять студент и сегодня уже был на лекциях вместе с товарищами. Как ваши дела? Я очень за вас беспокоюсь. Целую вас всех. К зиме, вернее, к концу зимы, я институт кончу. Михаил.


Читать полностью в "Российской газете"...