Как начать успешный литературный проект? Советы литератора Бориса Кутенкова
Борис Кутенков — личность в литературных кругах известная. Он вызывает неоднозначные оценки (а бывает ли иначе). Бесспорно только то, что ему удается осуществлять множество проектов, публиковаться в самых разнообразных местах, общаться с зачастую противоположными лагерями литераторов. Сложно найти более уместного собеседника, чтобы обсудить тонкости литературной политики и творческого труда.
Дмитрий Тёткин: Борис, если возможно, то коротко опишите «вехи» своего творческого пути. Что повлияло на вас? События, люди, произведения искусства? Кем вы себя в большей степени ощущаете сейчас? Менеджером? Издателем? Поэтом? Есть ли у вас какие-то, как сейчас модно говорить, «правила жизни», которые вы стараетесь соблюдать в творческой жизни?
Борис Кутенков: Более-менее серьёзно заниматься литературой я начал тринадцать лет назад — не так давно, но многое за это время сменилось и в моей жизни, и в литературном процессе, — будучи совсем молодым человеком, пришедшим в Литературный институт со школьной скамьи. До поступления в Литинститут мои интересы были далеки от поэзии и критики: желание посвятить этому свою жизнь пришло, что называется, «в процессе», и повлияли на это желание вполне «земные» факторы — такие, как стремление доказать старшим сокурсникам по семинару и руководителю свою творческую состоятельность. В дальнейшем это вылилось в неумеренные творческие амбиции: рядом со мной были учителя, которые давали какие-то советы, но человека, который предостерегал бы на каждом этапе пути, не было, всё приходилось познавать на опыте собственных проб и ошибок. Пришлось столкнуться и со снобизмом со стороны литературного сообщества, нежеланием принимать новичка, ведущего себя «вне стандартов», и с опытом издания ранних книг и крепким пониманием, как не надо вести себя редактору: как не надо разговаривать с авторами, относиться к изданию книги; всё это считаю полезным опытом. Скажем, мою первую книгу, вышедшую в 19 лет, отредактировали без моего ведома, вставили другие слова, из-за чего сбивался размер, но и книга была несовершенна. В трудные моменты спасала огромная любовь к литературе, невозможность — или нежелание — применить себя в чём-то другом.
Сейчас у меня пять проектов: ежедневно я занимаюсь антологией «Уйти. Остаться. Жить», посвящённой рано ушедшим из жизни поэтам второй половины XX и начала XXI века; критикой и эссеистикой на литературном портале Textura — главным образом связанном с поэзией; отвечаю за поэзию на сайте «Прочтение»; веду раздел культуры и науки в «Учительской газете» и ежемесячный литературно-критический проект «Полёт разборов». Ко мне регулярно обращаются авторы разного возраста с просьбой оценить их творения. Но, конечно, главное — собственные стихи: абсолютно не вписывающиеся ни в какие стандарты или планы, не слишком нужные (как внешне кажется) социуму, совершенно иррациональные в смысле мотивации и воплощения. Казалось бы, их бросить легче лёгкого, но именно азарт сопротивления не даёт это сделать — и то ничем не оправдываемое и немотивированное удовольствие, которое получаешь в процессе сочинительства.
«Правила жизни»? В первую очередь — этика общения с молодыми авторами, нуждающимися в моей поддержке; редакторская культура — сверка с автором всех исправлений и окончательного текста; внимательность ко всему — от фактологии до стилистики и пунктуации; абсолютный перфекционизм во всём. Также — необходимость не ждать ответного отклика на свои стихи от тех, для кого ты что-то делаешь, чтобы не влипать в «коррупционные» связи. Ещё — стремление не думать о финансовой прибыли там, где это возможно, не смешивать культуртрегерство с желанием монетизации, а больше отдавать самому. Что касается именно «творческой» жизни, то — если понимать под этой «жизнью» поэзию (критика всё-таки не совсем творчество), то здесь главное — то, что я называю «законом антивысказывания»: важно полагаться на ведущий тебя ритм, двигаться на ощупь, как можно меньше думать о плане будущего стихотворения, при этом — неуклонно работать над этическим пространством своей души.
Дмитрий Тёткин: Один из самых известных ваших проектов «Они ушли. Они остались». Это публикация текстов умерших писателей. Как вы решаете проблемы с авторскими правами? Есть ли для вас вообще момент стыда за «использование» чужого творчества? Или вы смотрите на вещи совсем иначе? Какие основные сложности были в этом проекте и как вы с ними справились?
Борис Кутенков: «Они ушли. Они остались» — не только публикация текстов покойных поэтов второй половины XX и начала XX века в рамках антологии «Уйти. Остаться. Жить», это литературные чтения, которые мы проводим с 2012 года. Название для чтений было подарено нам Евгением Степановым, который делал сборник с аналогичным названием, но в дальнейшем наши пути разошлись. Чувства стыда я не испытываю, здесь для него нет места, — есть, скорее, момент сомнений: как бы ушедший поэт посмотрел на публикацию собственного творчества? гордился бы составленной нами подборкой, достойно ли выглядит в антологии? Это побуждает к чувству ответственности. Вопрос с авторскими правами всегда решается индивидуально — в зависимости от воли наследника (если он остался в живых): обычно родственники горячо поддерживают наш проект, способствуют публикации ушедших, помогают работать с архивами; пример — Ремма Арштейн, хранительница архива талантливого московского поэта Владимира Полетаева (1951−1970), чей сборник стихотворений, писем и переводов «Прозрачный циферблат» — первое полноценное избранное — только что вышел в нашей книжной серии, его уже можно скачать и бесплатно прочитать на сайте журнала «Гостиная». Реже встречаем препятствия со стороны наследников, холодность, уверенность, что мы хотим «нажиться» на проекте (в который вкладываем собственные средства) или просто болезненная реакция, связанная с потерей родственника. В таких случаях мы стараемся идти на компромисс до последнего: цель — чтобы поэт был достойно представлен в антологии, средства — попытка сохранить добрые отношения до той поры, пока это возможно, — её оправдывают.
Источник: REGNUM
