Бог или дьявол кроется в деталях?

Гений кроется в деталях – одна из наиболее бесспорных аксиом искусствоведения. Отличие подлинного шедевра от преходящих конкурентов заключается в убедительности зафиксированного им мира. А она напрямую зависит от выпуклости и символичности деталей. Произведение искусства может быть обращённым к современникам мощным, внятным высказыванием, но длительную жизнь ему гарантирует лишь внимание потомков – как правило, мало понимающих, каков был изначальный импульс творения. Либо – воспринимающих его с неизбежными искажениями, привнесёнными изменившейся картиной мира (или, как нынче модно говорить, «культурного контекста»).

Едва ли не идеальный пример – «Божественная комедия». Современному читателю безразличны нюансы политических баталий эпохи Данте – все эти разборки между гвельфами и гибеллинами – а текст продолжает жить. Гремучая смесь обличительного памфлета (по злободневности для современников сравнимая разве что с «Архипелагом ГУЛАГ», либо воплощающейся в жизнь у нас на глазах антиутопией Пелевина), пронзительной любовной истории и дерзкой, на грани ереси, теологии столетия спустя обрела абсолютную самодостаточность. Любое соприкосновение с подобными универсальными шедеврами – будь то мир Гомера, Микеланджело, Шекспира или Толстого – подобно попытке заглянуть в иное измерение. В нём всё узнаваемо, всё убедительно и достоверно, за единственным исключением – от подлинного, данного нам в ощущениях, этот мир отличен тем, что смертному суждено пребывать в нём лишь гостем. Чтобы, рано или поздно, вернуться к опостылевшей реальности.

Если Создатель впрямь сотворил человека по Своему образу и подобию, то феномен искусства – одно из наиболее очевидных доказательств Его существования. Ибо «образ и подобие» подразумевают, помимо прочего, жажду творчества – точнее, эстафету творения. А в обустраивании мира мелочей не бывает – всякая букашка или былинка должны обладать не меньшей достоверностью, нежели главные герои. Речь о демиургической функции искусства: если творчество есть созидание суверенного мира, то воплощённый тобой мир рано или поздно вступит в противоречие с тем, в котором ты родился. С теологической точки зрения это преступление. Грех сатанинской гордыни, сподвигший Лукавого взбунтоваться против Создателя, обусловлен именно попыткой поставить себя на место Господа. В этом смысле всякий, всерьёз занимающийся искусством, в сущности, восстаёт на Творца всего сущего. Либо тем, что дерзает «улучшить» Его творение (читай – исправить ошибки и недочёты), либо – вовсе пытаясь создать альтернативу. Недаром для европейских романтиков образ Демона оказался столь привлекателен.

Побочным филологическим подтверждением сказанному служит поговорка «Дьявол кроется в деталях», ставящая между гением и прародителем зла знак равенства. Истолковать тождество двух фразеологем поможет погружение в историю. Как ни странно, утверждение о кроющемся в деталях дьяволе имеет недавнее происхождение. Поиск первоисточника приводит к статье германо-американского архитектора-модерниста Людвига Миса ван дер Роэ, чьи работы в значительной степени определили градостроительный облик современного мира. Тут-то и начинается любопытное, ибо датированная 1959 годом статья одного из создателей «интернационального стиля» в “New York Herald Tribune” именовалась “God is in the details”. Незаметная подмена Бога Дьяволом была произведена на все лады перепевающими крылатую фразу американскими масс-медиа, адвокатами и рокерами. Что, если вдуматься, предсказуемо – “The Devil is in the details” с фонетической точки зрения вкуснее и убедительнее. Но стоит не полениться, и мы выясним, что Мис ван дер Роэ в своей статье процитировал великого француза Стендаля – не только блистательного стилиста, но и автора «Истории итальянской живописи» (1817).

Предпринятый литературный экскурс возвращает нас к соотношению целого и детали в искусстве. В разные эпохи художники относились к «мелочам» по-разному. Одни считали, что всё, запечатлённое на холсте, должно стягиваться к смысловому центру, другие шли на композиционные эксперименты – так на полотне Карпаччо маленькая собачка, сидящая слева от святого Иеронима, приковывает внимание едва ли не более властно, нежели её хозяин. Проблема соотношения частного и целого – один из важнейших вопросов, над которым искусство и философия ломают голову от момента рождения. Ибо вопрос этот уходит корнями в проблему соотношения жизни и её Создателя. Либо – политкорректная поправка для агностиков и материалистов – фундаментальных принципов мироустройства.

Перейдём от абстрактных умствований к конкретике. У меня есть друг, замечательный художник. Он не вписан в табель о рангах современного арт-бизнеса, с брезгливым недоумением относится к «актуальному искусству». Сидит у себя в берлоге и – изо дня в день – покрывает краской холсты. Порой они продаются, чаще – ставятся в угол либо раздариваются друзьям. Время от времени я, из лучших побуждений, пытаюсь сподвигнуть его «покрасить» что-то более востребованное публикой. Подбрасываю сюжеты. Он отмахивается: «Ты не понимаешь, всё это литература». Он может неделями работать над холстом, хотя на мой дилетантский взгляд кажется, что картина вообще не меняется. Интуитивно понимаю: человека интересуют тончайшие нюансы соотношения цветов на полотне. Наверное, это и есть живопись – в беспримесном изначальном смысле. По крайней мере, поток юных художников в мастерскую моего друга не иссякает.

Не так давно он признался, что затеял цикл холстов с двухфигурной композицией.

Дальше...

Номер: 
№123, 2019